Попробуйте ввести другой запрос
02.07.2019
Когда люди умирают, они оставляют после себя вещи, которые напоминают нам о них. Чтобы стать для нас самыми важными на свете, им необязательно обладать материальной ценностью. Воспоминания Беньямина Бербена, Леи Диль, Рубена Донсбаха, Леони Зайферт, Рике Хаверц и Лоренца Хорна.
Поросёнка за обручальное кольцо. Рассказывает Леони Зайферт
Когда умерла бабушка, мне было одиннадцать. Дедушка, чтобы не чувствовать себя одиноким, на первое время переехал к нам. Ему нужна была дистанция, он не мог видеть бабушкину одежду и украшения. Но он привёз мне её кольцо. То самое, которое он подарил ей на помолвку и которое она перестала носить спустя какое-то время после свадьбы. Серебряное кольцо с сердечками и завитушками, украшенное овальным камнем - аквамарином. © Leonie Seifert für ZEIT ONLINE Дедушка рассказал, как вскоре после войны, осенью 1946 года, он выменял кольцо на поросёнка. Деду тогда было 25 лет. Он сунул поросёнка под мышку, сел на мотоцикл и поехал в соседнюю деревню - по-видимому, мясо там было нужнее украшений. Мне, девочке, кольцо показалось невероятно ценным - как минимум таким же ценным, как маленькая свинка. Дедушка надел его мне на средний палец. С тех пор я практически никогда не расстаюсь с бабушкиным помолвочным кольцом: ни ночью, ни в спортзале, ни на работе, ни на кухне, ни на свадьбах - никогда. Снимаю его только когда иду купаться в море - риск слишком велик. Зимой нужно следить, чтобы оно не соскользнуло с пальца. А когда всё-таки ненадолго снимаю - например, недавно мыла окна, - то очень пугаюсь вечером в баре, что кольца нет на месте. Потом с огромным облегчением вспоминаю, что кольцо лежит дома, в ванной комнате, рядом с раковиной. Более того: я боюсь расставаться с кольцом, потому что мне кажется, что это к несчастью. Мы ведь пережили с ним уже столько счастливых минут!Часы над верстаком. Рассказывает Беньямин Бербен
Единственная вещь, которая у меня связана с хорошими воспоминаниями об отце, показывает, который час. Это настенные часы - без обода, с большим чёрным циферблатом и белыми цифрами. Они уже немного запылились и висят в моей комнате в квартире, которую я снимаю вместе с другими жильцами. Я забрал часы c собой несколько лет назад, вскоре после смерти отца. Они долгое время висели у него в мастерской над верстаком, на котором он из букового бруска выточил мне, шестилетнему, тигровую уточку на колёсиках (Популярная немецкая игрушка из дерева. Изначально тигровая утка - персонаж детских книг иллюстратора и автора Яноша // Хорста Экерта. - Прим. фонда "Вера"). Какое-то время часы висели в чужом доме, в котором отец жил с другой женщиной, ставшей его женой после развода с моей матерью. Эти настенные часы - единственная его вещь, которую я забрал из того дома. И единственное, что я хотел оставить себе на память об отце.В нашем доме снова жизнь. Рассказывает Рике Хаверц
У бабушки и дедушки внукам можно всё, и в моей семье было так же. Единственное, чего нам с сестрой не разрешали - это трогать проигрыватель. На дворе был конец восьмидесятых, в гостиной стоял невероятно уродливый сервант. В его зеркальном отделении бокалы для грога стояли рядом с кусковым сахаром, а в нижнем был проигрыватель. Колонки у него были такие, что если включить на полную громкость, слышно было бы у грядок с клубникой на другом конце сада. Дедушка, конечно, никогда так не делал, особенно когда я сидела рядом, глядя на проигрыватель во все глаза. Много лет спустя, когда все давно слушали музыку на дисках, проигрыватель продолжал пылиться на своём месте. Дедушка уже плохо видел и не мог сам ставить пластинки, а бабушку музыкальное сопровождение вообще никогда не интересовало. Мы с сестрой тем временем выросли и приезжали гораздо реже, но ставили пластинки каждый раз, когда были в гостях. Наконец-то нам можно было трогать проигрыватель! Выбор был невелик: классика, Роджер Уиттакер, подборка шлягеров из популярной телевикторины Der Große Preis («Большой приз»). Но это было неважно. Как бы мы ни фальшивили, подпевая Роланду Кайзеру, бабушка с дедушкой всегда радовались, что «в нашем доме снова жизнь», как каждый раз (действительно каждый!) говорил дедушка.Крест с загнутыми углами. Рассказывает Лоренц Хорн
На Рождество отец подарил мне шкатулку в стиле бидермейер с ножками в виде звериных лап. Это был прямо-таки ларец с семейными реликвиями, в которых отразилась история моей семьи: прабабушкин театральный бинокль, вывеска с двери дедушкиного врачебного кабинета и - в другом отделении, на подушечке из ваты - военные и гражданские знаки отличия времён нацистов: значок за спортивные достижения, медаль за участие в аншлюсе Австрии, военные погоны и Железный крест 1-го класса. Награды моего деда, которого я никогда не видел. И вот я счастливый обладатель сундучка, полного свастики, и думаю, куда всё это девать. С одной стороны, его содержимое ощущается как тяжкое бремя, ведь эти награды символизируют режим, на чьей совести многие миллионы жизней. Не знаю, какую роль во всём этом сыграл мой дед - мне известно только, что во время Второй мировой войны он был радистом во Франции. С другой стороны, эти вещи связывают меня с моими предками: это оставленное ими наследие, и мой долг - беречь его. В довершение всего я историк по профессии. Нас учили, что исторические события нужно рассматривать в контексте. Для меня эти символы олицетворяют прошлые проступки и, таким образом, помогают извлечь из истории верные уроки. Поэтому я сохраню их - как часть жизни моего деда.Нижняя сорочка Рут. Рассказывает Рубен Донсбах
Когда зимой 1944 года советские войска подошли совсем близко и пожарище войны, развязанной немцами, достигло Германии, моя бабушка потеряла всё - семейный очаг крепкой, обеспеченной семьи, своё детство, которое она провела у озера Мадюзее к востоку от Штеттина (Сейчас — озеро Медве к востоку от Щецина (Польша)). Когда семье пришлось спасаться бегством, ей было девятнадцать. Везде царил хаос, километр за километром беженцам приходилось избавляться от «лишних» вещей, и в конце концов у неё почти ничего не осталось - только кружевная нижняя сорочка, которую она носила под пальто. Когда у бабушки началось воспаление почек и всё её тело отекло, как губка, сорочка разошлась по швам на боках. Бабушка осталась жива, бегство продолжилось - они дошли до Бремерхафена. Сорочку она сохранила, а позднее положила её, уже совсем изношенную, в картонную коробку и убрала в шкаф.Следы его мыслей. Рассказывает Леа Диль
Мой дед был не просто коллекционером - он был одержим этим занятием. Помимо произведений искусства, открыток и пластинок, он собирал книги, которые стопками стояли в его большом, старом доме, где всегда пахло старой бумагой. Когда он умер, мне было тринадцать. С тех пор и родители, и брат, и я сама заняты сортировкой его коллекций: решаем, что выбросить, а что сохранить. Мне важны книги. Особенно те, про которые я точно знаю, что дед их читал. Интересно, что из самой важной для меня книги я унаследовала всего пару строк. Мой дед хотел, чтобы мы положили её с ним в гроб, потому что она была первой в его коллекции. Это был «Гиперион» Фридриха Гёльдерлина. В нём дед подчеркнул один пассаж. Своего деда я знаю, прежде всего, именно по таким выцветшим карандашным линиям, следам его мыслей, которые я обнаруживала в книгах. Так что строки из «Гипериона» я со дня его похорон помню наизусть: «О, когда человек мечтает - он бог, но когда рассуждает - он нищий; и когда его восторг прошёл, он стоит, словно непутёвый сын, выгнанный отцом из дому, и разглядывает скудные гроши, которые кто-то из милости подал ему на дорогу». И сегодня я вспоминаю эти строки, когда замечаю, что слишком много мечтаю. Тогда я думаю: воодушевление - это прекрасно, но только если что-то может вернуть тебя с небес на землю.