Попробуйте ввести другой запрос
29.04.2017
Александр – необычный волонтёр. Он создал в Центре паллиативной помощи свой собственный мир – зелёный.
От него мы впервые услышали о «гарден-терапии» и о том, что растения расставлены по этажам не хаотично, а по особым правилам, учитывая регион происхождения.
Александр Барне окончил факультет почвоведения МГУ 17 лет назад. Сейчас он работает в институте им. Северцова и в оранжерее Главного ботанического сада РАН. Однажды он пришёл на субботник в Центр паллиативной помощи и придумал целый план по озеленению его этажей и коридоров.
В нашей стране зима длится полгода, и этот труд очень востребован и редок. «Вообще среди нашей благотворительности нет такого движка садово-терапевтического», – говорит Александр.
Александр водил нас по этажам Центра, озвучивая латинские названия каждого растения (Сombretum, Chlorophytum, Asparagus и так далее) и выделяя любимчиков. Делимся с вами правилами жизни волонтёра, который придумал, как подарить пациентам хосписов лето и тропики.
Здесь с заходом на Мадагаскар. А вот здесь эдакая опушка, переходящая в лесосаванну… Вот драцена, мадагаскарский вид, почти космополит. Это у нас уже австрало-азиатская тема... Там вообще новозеландская мафия стоит. Очень много растений в Центре паллиативной помощи я объединил, упорядочил, чтобы не было просто россыпи каких-то дохлых существ.
Принёс – выхаживай. Я сначала в ЦПМ что-то пересадил, потом кое-что привёз. А теперь… куда же я их теперь брошу-то, зелёных? Теперь надо защищать, поливать, обслуживать. В планах у меня – зимний сад.
Беда не столько в том, что человек никуда не может уехать из города, сколько в том, что он сидит в 4-х стенах без доступа к природе. И это совершенно неправильно и достаточно легко исправимо.
На самом деле садовая терапия – это просто дать желающим пациентам покопаться в земле. Людям это нравится. Исследовано и записано, что это поднимает настроение и через настроение поднимает иммунитет.
С пациентами я контактирую, если есть взаимный интерес. Например, у нас в ЦПМ был «урок биологии» для пациентов – на тележку водрузили растения и возили по палатам, показывали пациентам. Получился ботанический сад на колёсах. Одна замечательная пациентка Аня с рассеянным склерозом заметила,что всё вместе пахнет лесом, а по отдельности – не пахнет. Она всё видит, всё замечает. Понюхала южноафриканский остролист. Дерево. «Вот, – говорит, – от него больше всего пахнет». И была права.
Очень любопытно посмотреть, как что живет. По работе у нас когда-то была конференция в Азове. В свободное время я пошёл копать червей в пойму Дона. У меня была тогда в институте живая коллекция дождевых червей. Я исследовал их пищевое поведение в разных субстратах (грунтах), с разной структурой – понять, какая почва более выгодна для чего-то. Прямо жадность была до этого, коллекционерский инстинкт. Куча прозрачных контейнеров. Эти знания важны и нужны для рекультивации, создания искусственной экосистемы.
Я люблю искусство эпохи авангарда, но не настолько, чтобы быть исследователем. А я думаю, что надо либо профессионально зарываться, переходить на профессиональный уровень – либо просто дистанционно вдохновляться.
Если есть возможность не рассказывать о том, что я волонтёр – я не рассказываю. Не рассказываю до того, пока сам не пойму, есть ли у моих дел какой-то эффект или нет. Если я увижу, что процесс прошел, появилась какая-то видимая отдача, – тогда, наверное, волонтёрство можно показать как некий готовый проект.
Кто-то пытается «пропиариться» волонтёрской деятельностью (если говорить об отдельном человеке). Но пиарить надо не себя расписного, а идею, методику и так далее. Двигать её в массы. Это большая разница.
Хоспис – это гораздо менее страшно, чем его отсутствие. Человек видит здание с табличкой – и ему страшно. А когда пациенты по квартирам годами существуют, но без компании, процедур, каких-то событий – не страшно?
Существование хосписов не увеличивает число паллиативных диагнозов. Есть такая фобия. Люди будто боятся «заразиться» от одного этого слова. А ведь самая зараза – то, что пациент выпадает из культурной жизни, по физическим возможностям как бы лишается элементарных прав, включая, кстати, право на природу. А хоспис эти проблемы старается решать.
Фото: Даша Глобина