Попробуйте ввести другой запрос
17.09.2024 18:31:00
Сегодня делимся заметкой Димы, координатора Первого московского хосписа, о том, что общего между хосписом и транзитной зоной — вокзальной площадью в южном городе (неожиданно!). Местом, где встречаются те, кто уже впитал дух приключений, и те, кому это только предстоит.
И пусть вас не смущают упоминания алкоголя в этом рассказе. Когда человека уже нельзя вылечить, у него остаётся какое-то — его личное — время, в которое важно убрать боль и неприятные симптомы (насколько это возможно). А ещё сделать так, чтобы из его жизни не исчезло всё то привычное, что составляло его день — будь то крепкая сигарета или сон после обеда на свежем воздухе.
В молодости ездил в археологические экспедиции. Застал я еще то время, когда не было гаджетов и в долгих поездках нужно было развлекать себя по-другому. Тогда в поезде я проводил минимум сутки, лежа на нижней боковой у туалета, вдыхая плотный перегар тамбурного курения, постепенно ощущая, как в тело и душу вливается дух будущей южной свободы и загорелых девушек, пахнущих душистым репеллентов от вездесущих комаров.
Наш поезд прибывал на вокзал города Анапа. Место было базарное, лихое. Толпы таксистов, рвущих тебя на части, ловкие руки карманников. От всей этой нечисти у меня был верный оберег: я знал, что на вокзальной площади меня и моих друзей ждет ГАЗик «Буханка» и добрый Серёжа, экспедиционный водитель. Он приезжал на эту площадь регулярно, чтобы взять новых участников экспедиции и добросить до вокзала тех, кто уезжает домой. Пока Сережа ходил в магазин, выполняя заказы экспедиции, происходила короткая, примерно на полчаса, встреча тех, кто уезжает и тех, кто только что приехал.
Удивительные это были встречи. Вот представители совершенно разных миров — те, кто только выбрался из городской суеты, и те, кто уже купался ночью в светящейся теплой воде, пел песни у костра, закрываясь от едкого дыма горящей акации, пускал по кругу кружку горячего как кровь вина, крепкого и очень сладкого, влюблялся, плакал, смеялся, играл в покер и путешествовал по воющей сверчками степи. Они были загорелые, опаленные даже — летним солнцем, жизнью, счастьем и радостью, которая только предстояла нам. И от этого предвкушение только усиливалось, билось сердце сильно, потели ладони.
В хосписе я поймал похожее ощущение. На улице под летним солнцем стоит кровать, в ней лежит Леша (он сам разрешил мне так его называть), мой ровесник. Назвать Лешу «худым» не поворачивается язык, не то это слово. Он словно выжат болезнью, под кожей легко видны кости, суставы и сухожилия — человек буквально виден насквозь. Он уже был в хосписе год назад и тогда мог самостоятельно передвигаться в электрокресле, глаза его блестели, сознание было острым, тело сильнее.
Когда он поступил в хоспис во второй раз, я узнал его с трудом. Леша знает о том, что умирает. Понимание его мужественно и спокойно. Я не видел, чтобы он унывал или каким-то образом жаловался на свое состояние: прорывы боли, неподвижность, противная сонливость и «залипание» от препаратов. Он всегда приветлив, всегда жмет мне руку при встрече — очень редкая история в хосписе, как ни странно. Очень любит китайский чай, кроме того, он настоящий профессор по пивным сортам. От предложенного мной пива, кстати, Леша снисходительно отказался, и я понял, что в пиве я не понимаю совершенно ничего.
Рядом с Лешей мы: волонтер Лена и Олеся, фотограф Юра, я. Лена принесла малосольные огурцы собственного засола — очень крутая вещь. У Юрия Коваля есть рассказ «Сила малосольного огурца», я понял его смысл, только попробовав угощение Лены. Огурец и правда прочищает затуманенный мозг и способствует словоохотливости. Угощаем огурцами Лешу. Смеемся и поем.
Конечно, и мы, и Леша обыкновенные люди. Похожие друг на друга, а самое главное — мы обязательно будем умирать. Но сейчас мы все равно из разных миров. Смеющиеся мы, здоровые, ходящие на своих ногах, не ощущающие болевых прорывов — мне даже представить невозможно, что это такое. Леша говорит, что для описания болевого прорыва нет слов, никакой Цицерон и Сократ слова из себя не выдавили бы. И мы провожаем Лешу, как будто бы закончился для него сезон. Сезон ночных костров и купаний под луной. Сезон влюбленности, бесконечной сказочной степи, невероятных тысячелетних монеток в твердой Таманской земле, сезон тепла и свободы. Леша вернулся, и он поедет домой. Хоть и нет никаких таксистов назойливых, нет запаха угля от разогревающихся поездных титанов, дух дороги все равно ощущается.
Я тоже возвращался. Я был на привокзальной площади с тяжелым рюкзаком, с загаром, с убитыми в степи кедами. Я видел радость и предвкушение тех, кто только собирается туда — в жизнь. Мне было грустно. Я понимал тогда своим детским умом, что все имеет конец, и теперь конец каникул, конец лета, конец какого-то жизненного этапа, что ли, а может быть и вообще всей детской жизни. И когда водитель Сережа уезжал, увозя с собой счастливых участников экспедиции, я шел к поезду, ложился на нижнее боковое у туалета и пытался поскорее заснуть, чтобы не было так больно и грустно.
Я понял, что если бы не было тех, кто тогда встречался со мной, мне было бы тяжелее. Я рад, что они уехали туда, где был я, а значит жизнь не закончилась, она так и будет идти и идти, пока может.
И я очень надеюсь на то, что легче становится и Леше. Крутая штука — когда получается победить одиночество. Леша сегодня не один, мы провожаем Лешу.